От автора: во-первых, это гетоджен. Во-вторых, авторский стиль такой авторский. В-третьих, это явно ООС. В-четвертых, автор очень любит местоимения. В-пятых, автор ничего не знает о медицине, потому значение терминов знает только благодаря Википедии. В-шестых, автор попытался сделать обоснуй. В-седьмых, очень хотелось свести все к беспросветному ангсту, но клавиатура не поднялась на такое издевательство. В-восьмых, сильный отход от заявки. И в-девятых, эта песня Flёur уже использовалась в великолепном тексте "Глубокая вода", принадлежащем перу AnaisPhoenix
Задержись на мгновенье — Я хочу здесь остаться. И смотреть — не насмотреться, И дышать — не надышаться. Не нарушим молчание, Излучая сияние... Fleur «Сияние»
У нее на губах — странная, тревожная улыбка, озаряющая лицо каким-то неземным светом. Словно святая, сошедшая с полотна Рериха или Эль Греко, она смотрит на мир с бесконечной любовью, застывшей в глубине темных глаз. Она не спит по ночам, каждую свободную минуту сосредоточенно записывает в блокнот до странности добрые истории. Ее зовут Огино Тихиро, но сама она предпочитает «Сэн». И, наверное, она является самым необычным пациентом доктора Кохакунуси. Диагноз ее прост и одновременно сложен — шизофреноформное расстройство. Отсюда и те странные видения, и ночные кошмары, в наличии которых Огино-сан так не любит признаваться, и периоды рекуррентной депрессии, сменяющиеся резким наступлением маниакальной фазы. В этом нет ничего, выходящего из ряда вон — очередная ни в чем не повинная девушка, на которую за что-то ополчились боги. Но почему-то когда он видит ее улыбку, ему кажется, что она вполне счастлива. Это абсолютно невероятно, слишком странно и не поддается никакому логическому объяснению. Но это счастье сквозит в каждом жесте, отражается в каждом внимательном взгляде, и он ловит себя на том, что любуется ею. Такой — с растрепанными волосами, небрежно связанными слишком детской розовой резинкой, в застиранной зеленой футболке и нелепых коротких шортах. Огино-сан действительно напоминает ему ребенка. Отчасти избалованного и немного капризного, но вопреки всему любимого. Всеми, начиная от таких же пациентов и заканчивая строгой Дзенибой. Кажется, даже вздорная Юбаба, все также мнящая себя великим лекарем, по-своему привязалась к ней. Вот и сам доктор Кохакунуси — тоже. _____
Грифель ломается с громким возмущенным хрустом. Огино-сан недовольно хмурится, отбрасывает бесполезный теперь карандаш к двум таким же и берет новый. Белый, как и двести тридцать четыре дня назад, ставших синонимом холодному «всегда». На коричневой бумаге для набросков, которую доктор Кохакунуси – Хаку для всего персонала и нескольких пациентов – всегда покупает в небольшом художественном магазине, этот цвет смотрится особенно ярко. Режет глаза, отпечатывает в мыслях ирреальный образ из детских сказок, которые когда-то читала ему Дзениба. Огино-сан рисует дракона. Тонкие белые линии причудливо переплетаются, в тысячный раз меняя облик диковинного зверя. Поверженный, торжествующий, обреченный, счастливый – дракон проживает целую жизнь на потрепанных листах бумаги, повинуясь уверенным штрихам чуть дрожащей руки. Она склоняет голову набок, задумчиво оглядывает рисунок и решительным жестом перечеркивает его. – Он не похож на себя, – виновато улыбается Огино-сан, заправляя за ухо выбившуюся из хвоста прядку. Хаку успел привыкнуть к этим резким поступкам и мягкому голосу, потому только кивает. И аккуратно забирает из ее внезапно ослабевших рук темные листы – на сегодня достаточно, а Огино-сан должна отдыхать. Даже если сама она этого не хочет. – Хаку, – вдруг шепчет его пациентка, прижимая к щеке белый карандаш. Тот еще не успел нагреться, и она блаженно прикрывает глаза, наслаждаясь мимолетным ощущением холода. – Его зовут Хаку, – продолжает Огино-сан. На щеках яркий румянец, на губах – блаженная улыбка, и он вдруг чувствует острый приступ зависти к тому, другому Хаку, занявшему все ее мысли. Нарисованный дракон лукаво смотрит на него. _____
К ней часто приезжают друзья, коллеги и просто знакомые. Привозят альбомы с фотографиями еще школьных лет, рассказывают последние новости, всячески пытаются разговорить Огино-сан. Настаивают на том, чтобы перевести ее в другую, «более дорогую, и, естественно, более профессиональную» клинику, потому что «вы обязательно уморите ее в этом клоповнике» и недоумевают, почему «наша дорогая Тихиро все еще остается здесь». За недолгие годы работы – шесть лет пролетели почти незаметно – он успел привыкнуть к подобным сценам. Вот только другие пациенты обычно были безучастны ко всему. А Огино-сан смотрит затравленно, вздрагивает от каждого прикосновения когда-то близких людей и отчаянно цепляется за его руку. Бессловно умоляя не отпускать ее, не отпускать никогда… Или это лишь кажется ему? Впрочем, это уже не имеет никакого значения. Потому что Хаку позволяет себе признаться – пусть и мысленно – что он слишком привязался к ней. Слишком близко подпустил к себе, слишком доверился, слишком… Этих «слишком» уже набралось немало, и почти страшно представить, что с каждым днем их становиться больше. Почти. И где-то внутри разрастается странное чувство, заполняя привычную одинокую пустоту. Здесь и горечь всеобщих сожалений, и сладость ее добрых улыбок, и его собственное непонимание и отчаянная растерянность. Но Хаку старается не видеть, к чему это ведет. И ему ведь почти удается. Снова «почти». А в один далеко не прекрасный день у Огино-сан вновь случается приступ. Она что-то кричит, бьется в сильных руках Комадзи-сана – дед, юноша, просто дед, не нужно нам тут ваших формальностей – и пытается расцарапать лицо Рин. Впервые за относительно спокойные полгода ее заставляют принять карбамазепин. Тем же вечером он идет к Дзенибе. _____
Дзениба приветствует его еле заметным кивком, продолжая о чем-то спорить по телефону. Кажется, им в очередной раз задерживают поставку лекарств – еще один недостаток работы в этой почти элитной клинике заключается в том, что они слишком зависимы от переменчивых настроений своих пациентов и их родственников. Хотя официально они – разумеется, ну кто же станет спорить? – считаются государственным учреждением. – За запретом пришел, значит, – в реальность его возвращает спокойный голос Дзенибы. Разговор уже окончен, и теперь Хаку приходится выдерживать остро-внимательный взгляд пронзительных глаз. – Разумеется, Дзениба-сан, – легкий полупоклон и спокойная улыбка. Въевшаяся под кожу холодная вежливость давно уже стала необходимой. Даже с этой женщиной, все еще остающейся для него самым близким человеком, намного ближе, чем когда-либо была его мать. – Тогда бери, – она чуть заметно улыбается в ответ на почти изумленный взгляд. – Толку с этих визитов – что от битья по земле молотом. Девочке покой нужен, а эти и могут только, что ее волновать, – Дзениба неодобрительно качает головой, – А с Юбабой я поговорю, если потребуется. Хаку знает, что она тоже успела привязаться к Огино-сан и не хочет ее отпускать в другой, реальный мир, отнявший у их пациентки родителей. Потому и соглашается пойти на конфликт так легко. – Спасибо вам, Дзениба-сан, – кажется, он уже давно не говорил с ней так искренне. Возможно, с тех пор как с подачи Юбабы, вечно пытавшейся превзойти старшую сестру, украл ее личную печать. – Иди уже, – чуть улыбается Дзениба, – и позови ко мне доктора Каонаси. Пусть принесет медкарту Маккуро Куросукэ-сан. _____
В клинике вновь воцаряется относительное спокойствие. Вечно шумные братья Касира – вот уж от кого нет никакого спасения – вновь пытаются задеть кого-то из пациентов. Проходящая мимо Рин разозлено сощуривает глаза и начинает отчитывать их – не то чтобы очень справедливо. Что поделать, она почти ненавидит свою работу и не переносит пациентов. Остается она здесь лишь потому, что ей хорошо платят. Впрочем, с Огино-сан Рин сошлась быстро. И теперь частенько сидит в ее палате, рассказывая о том, где будет жить, какой дом купит и за кого выйдет замуж. Иногда Рин настолько входит в раж, что начинает кружиться по комнате в каком-то бешеном танце или напевать новый хит очередной модной группы. Огино-сан изредка подпевает ей. У нее приятный голос, и порой Хаку приходит послушать ее пение. Она всегда чуть смущенно улыбается ему и теребит прядь волос, становясь еще более похожей на ребенка. Но Рин всегда называет ее «Сэн». Это выдуманное Огино-сан имя совсем ей не подходит, и Хаку едва сдерживается, чтобы не заставить Рин называть ее истинным именем. «Тихиро». В нем – до странности высокое небо, до боли яркая зелень долин. Бесконечная глубина, скрытая до поры сонной гладью реки. И далекие отзвуки детского смеха, и какой-то родной звук шагов… …Однажды Рин говорит ему: – Пока она остается здесь, ее именем будет «Сэн», и никак иначе. Другого она не заслуживает. Хаку не нравится эта излишняя резкость ее слов, но он видит искреннее сочувствие в ее глазах и ничего не отвечает. Раз Огино-сан не возражает – что ж, пусть будет «Сэн». _____
Когда Хаку видит в палате Огино-сан Бо, то почти не удивляется. Он уже успел привыкнуть к тому, что его необычная пациентка меняет мир вокруг одним своим существованием. А может быть, и своей восторженной верой в чудо. Сын Юбабы, практически не покидающий дом из-за слабого иммунитета, с почти детским изумлением в слишком больших для японца глазах смотрит на нее – еще более хрупкую, чем всегда. Но Огино-сан весело смеется и продолжает с энтузиазмом рассказывать о чем-то. Возможно, это ее новая история. – …И вы знаете, там, в моем сне, был хомяк. Он был очень добрый и забавный, хоть и немного капризный. Хотя, на самом деле, это был совсем не хомяк, а сын злой колдуньи, а хомяком он стал после заклинания сестры той колдуньи, его тетки… Я, наверное, вас совсем запутала? – она улыбается чуть смущенно, но по-прежнему радостно. Огино-сан уже давно не говорила с кем-то, кто пришел из мира-вне-клиники, и Хаку чувствует, как внутри разрастается чувство вины. – Нет, что вы, – чуть хрипловато отвечает Бо. Кажется, он тоже очарован иллюзорным миром Огино-сан, как и сам Хаку. Или же дело в другом? Возможно, Огино-сан стала единственной, кто заговорил с ним так искренне и открыто, не пытаясь приблизиться к его – их – немалым деньгам. И Бо хотелось подольше побыть рядом с тем – той – кто видел в нем его самого. – Расскажите еще что-нибудь, – он почти просит Огино-сан. Та задумывается на секунду, чуть заметно кивает и продолжает говорить: – А еще там были такие странные маленькие человечки – совсем как угольки… Хаку тихо прикрывает за собой дверь. _____
Огино-сан очень слаба – ночью у нее был новый приступ. Потому в измученной улыбке нет привычного света, а в уставшем взгляде – тепла. И от этого несказанного, но повисшего в воздухе между ними «Я в порядке, ничего не случилось» становится слишком больно. – Почему вы остаетесь здесь? – вопрос вырывается внезапно и против воли звучит слишком резко, но Хаку больше не собирается молчать. Он хочет понять – но что именно, пока не знает сам. – Я не хочу уходить, – тихо отвечает Огино-сан, не отводя взгляд. Она сосредоточенно теребит одеяло, будто желая его порвать, и Хаку садится ближе, аккуратно берет ее руки в свои. Так спокойнее им обоим. – Так почему? – вновь задавать вопрос, успев получить на него ответ, по меньшей мере глупо. Но Хаку уверен – сегодня ему это простится. – Я… Это единственное место, где я чувствую себя как дома. Здесь все какое-то…родное, наверное. Странно, да? – на ее губах появляется тень прежней улыбки, и его отпускает. Огино-сан не оставит никого из них, останется рядом, и ему не придется ее терять. Почему-то это кажется безумно важным – не потерять, уберечь от всех невзгод и сделать ее счастливой, чтобы эта улыбка согревала что-то внутри. И, будто читая его мысли, Огино-сан вскидывает в голову и смотрит ему в глаза, проникая в самую глубину души. Заставляя забыть обо всем, кроме той, что сейчас так близка, оставляя лишь одно имя, изменившее его мир. Тихиро.
— Ты на самом деле такой или просто притворяешься?… — Я в самом деле такой. Просто притворяюсь. (с)
Автор, мне понравилось, спасибо Зачем же такой список предупреждений?.. кроме ООСа, который оправдывается аушной заявкой здесь ничего такого страшного... И по-поводу сильного отхода от заявки: в целом я представляла себе немного по-другому, но основную мысль вы ухватили и представили очень хороший фанфик на мой взгляд. Еще раз спасибо. Откроетесь? Заказчик
loz8883, ох, автор очень рада, что мой взгляд на вашу заявку вам понравился) Зачем же такой список предупреждений? Чтобы быть честной) Откроетесь? Открываюсь) Исако, если мой текст вызвал такие эмоции - я счастлива)
-
-
25.10.2011 в 21:23около 1700 слов с эпиграфом
-
-
25.10.2011 в 21:24-
-
25.10.2011 в 22:20Зачем же такой список предупреждений?.. кроме ООСа, который оправдывается аушной заявкой здесь ничего такого страшного...
И по-поводу сильного отхода от заявки: в целом я представляла себе немного по-другому, но основную мысль вы ухватили и представили очень хороший фанфик на мой взгляд.
Еще раз спасибо.
Заказчик
-
-
25.10.2011 в 22:29неподражаемо...
впрочем, тссс... не расплескать бы эти эмоции...
и пусть лишь сердце бьётся немного чаще
*прохожий*
-
-
26.10.2011 в 18:55ох, автор очень рада, что мой взгляд на вашу заявку вам понравился)
Зачем же такой список предупреждений?
Чтобы быть честной)
Откроетесь?
Открываюсь)
Исако,
если мой текст вызвал такие эмоции - я счастлива)
-
-
26.10.2011 в 21:07-
-
27.10.2011 в 00:13-
-
27.10.2011 в 22:38-
-
24.11.2011 в 19:42-
-
24.11.2011 в 23:09-
-
02.05.2012 в 07:43-
-
03.05.2012 в 00:10-
-
14.02.2013 в 01:27*мимокрокодил*-
-
14.02.2013 в 22:14